[я и мой брат идиот]

Скачать Nine Inch Nails - We're In This Together.

Город 75-47 - бывший Нью-Йорк.
Политическая система - этатизм-тоталитаризм
Глава города - Большой Брат
Разделение общества на слои, посредством присвоения им определенных значений, еще до рождения. Слои обозначаются греческими буквами от альфы до теты (наносятся на тело в возрасте 3-4-х. лет, вывести обозначение невозможно, если вырезать, то остаются шрамы). Еще на стадии развития эмбриона его жизнь полностью продумывается, а будущему человеку прививаются особые гены, которые помогут ему верно развиваться и служить обществу.
Есть основные министерства, которые следят за лучшей жизнью общества:
министерство правды - что следит за историей города
министерство любви - следит за нравственностью как общества, так и отдельно взятых особей (уполномочены убивать)
министерство мира - следит за внешней политикой
министерство изобилия - следит за валовым оборотом продукции среди населения
Год 2014.

Герои:

J-187

1. Имя
J-187 - как его знакомые даже не пытался придумать себе имя от выданной буквы при рождении. Не видит в этом нужды.
2. Обозначение в обществе
Альфа
3. Род деятельности
Солдат из министерства любви
4. Особые черты характера
Строгий, жесткий, чувств проявляет в минимальном количестве. Не имеет предрассудков к сочувствию, жалости и сомнениям. Верит системе и в то, что делает. Еще ни разу не замечался за нарушением или попыткой противоречить правилам установленным Большим Братом. Без задней мысли выполняет свою работу. Пунктуален. Точен, даже в какой-то мере педант. Любит выполнять работу чисто, вовремя и без излишних отступлений от устава.
5. Внешность
Высокий мужчина, возрастом под тридцать лет. Широкое лицо с квадратными скулами, тонкими губами, голубыми глазами и прямым носом. Волосы светло русого оттенка, ближе к блондину, лоб не высокий, но широкий. Ярко выраженный кадык. Широкоплеч и спортивен, в виду своей работы, знак альфы находится между лопаток. Руки исчерчены выступающими венами. В рядах солдат из министерства известен хорошим ударом с правой (450 кг). На холке имеет еще одну татуировку, обозначающую солдата из министерства любви (свастика, состоящая из восьми отростков). Не смотря на без эмоциональность в манере говорить и общем поведении, довольно улыбчив, но не придает этому особого значения.

А – 393

1. Имя
А – 393. Собственно, буква номера совпала с именем, данным родителями - Анита.
2. Обозначение в обществе
Альфа.
3. Род деятельности
Работник в министерстве правды, в отделе литературы.
4. Особые черты характера
Крайне любознательна. Даже слишком любознательна. Упряма в своих взглядах, крайне революционных, но скрывать это приловчилась – отец любящий, дитя избаловал, колоть разной гадостью запретил. Вне дома спокойна и сдержанна, но любви к своей работе не испытывает. Прослыла вокруг человеком исполнительным и спокойным, на деле же готова вступить в спор или рявкнуть что-нибудь кому угодно. Ну, или почти. На попятную не идет, даже если ляпнет что-либо по глупости или неосторожности. Во многом, что касается дома, рассеянна и безалаберна, но на работе «включает мозг». О себе старается не распространяться, несмотря на эмоциональность.
5. Внешность
Обладательница среднего роста и спортивной фигуры. Черные глаза и черные волосы (стрижка короткая – чуть ниже кончиков ушей – идеально ровная), которые резко контрастируют с бледной кожей, кроме этого ничего странного или из ряда вон выходящего во всем облике нет. Четко выделяющиеся скулы и острый подбородок, большие глаза; нижняя губа полнее верхней, уголки губ приподняты, а наряду с извечно прищуренными глазами (свидетельство не очень хорошего зрения) создается впечатление, будто девушка хочет ухмыльнуться и ляпнуть какую-нибудь резкость. Витиеватое обозначение принадлежности к альфам – на запястье. Крайне эмоциональна, поэтому, если уж позволяет себе такую оплошность, то на лице прочитать можно многое, но возьмет себя в руки – бесполезно спросить что угодно. В поведении полумер не любит – активно жестикулирует, смеется открыто, улыбается широко. Злится тоже…заметно. Шаг широкий, неровный, движения не всегда уравновешенные.

N - 111

1. Имя
N - 111

2. Обозначение в обществе
Бета.

3. Род деятельности
Штабной комиссар Министерства любви.

4. Особые черты характера
Сдержан, исполнителен и расчетлив. Идеальный работник Министерства. Он считает, что знает систему как свои пять пальцев, знает, за какие нитки тянуть ради собственной выгоды и как занять вольготное место в Большом Механизме; сам успел стать довольно важным его болтиком. Как почти все ему подобные – видит минусы системы и закрывает на это глаза, уверяя остальных в её идеальности и прославляя идеи Большого Брата. Очень много знает: почти обо всём и обо всех, а если не знает, то обязательно разнюхает. Мастерски держит лицо, его репутация идеальна, он прекрасный лжец, но себе не лжёт никогда: ни в том, что не верит Системе полностью, ни в том, что он может чувствовать ярко и глубоко. И ни в том, что никогда не пойдёт против: слишком много он отдал Большому Брату, чтобы рисковать всем.

5. Внешность
Высокий и худощавый, лет под сорок на вид. Вытянутое высоколобое лицо с усталыми серо-голубыми глазами, но цепким и строгим взглядом, хищным крючковатым носом, тонкими скупыми губами и острым подбородком. Тёмно-русые волосы, усы и бородка (которые удачно скрывают небольшую бородавку на щеке). Он далеко не стар, но иногда, в полумраке, с его морщинками на лбу и у рта, с синевой под глазами и узловатыми пальцами, когда он не изображает счастье и преданность, в нём угадывается налёт того груза, что он тащит на себе и в себе. Знак беты на плече и всегда скрыт под рубашкой.

@темы: антиутопия, игра, кроссовер из миров+авторский

Comments

[я и мой брат идиот]

Бывают такие дни, которые не выделяются ничем примечательным. Ни на кого не совершили донос, никого не задержали просто по проявлению чрезмерных эмоций, даже простых правонарушителей не было в этот день. Наверное, для системы это хорошо, потому J-187 особо не жаловался, да и не придавал этому пустому дню значения. Такое случалось, значит завтра у них будет более напряженный день. На настроение мужчины не влияло происходящее во время рабочего патрулирования города, он так же спокойно приходил домой и отдыхал после такого пустого дня, как и после тех дней, когда приходилось казнить около десятка людей. Начальство говорило, что у него идеальные качества солдата министерства любви, что с такими людьми, как J-187 этот мир, который все еще стремиться к идеальности, будет лучше и все же достигнет своего совершенства. Мужчина и над этим особо не задумывался, стоит ли верить начальству или нет? Если оно начальство, значит ему виднее и только. А все остальное - мелочи, на которые не надо обращать внимания.
J-187 закончил с переодеванием и повесил свою форму патрульного в личный шкафчик, после застегнул под самое горло ворот идеально чистой рубашки, а сверху надел черный пиджак, с высоким горлом, из-за которого только немного выглядывал белый воротничок рубашки. Ключи и мелочь вернулись в карманы брюк, он посмотрел в зеркало и быстро причесался. Вот и все, рабочий день завершился.
- J-187! - в раздевалках послышался голос начальника, он стоял в дверном проеме, уперев руки в бока. - Отлично поработал сегодня.
- Спасибо, сэр, - легко пожал плечами J-187 и слабо улыбнулся.
- Зайди в мой кабинет, есть разговор.
Сэр L-548, он же мистер Люк - начальник J-187, был довольно сносным командиром их боевого подразделения восточного сектора Города 75-47. Не попускал слабостей среди солдат, но и не был чрезмерно строг. В меру начальник - говорили парни в раздевалке про него. Мужчина двинулся по коридору за ним, пытаясь предположить, зачем его пригласили в личный кабинет. Мыслей по этому поводу не нашлось, хотя за время пути J-187 успел провертеть в голове прошедшую неделю и вспомнить все дни, чуть ли не до секунды, чтобы понять, нарушил он что-то или нет.
- Присаживайся, - кивком указал на стул командир и солдат тут же выполнил требование начальства. - Ты хороший парень, J-187.
- Спасибо, сэр.
- Не перебивай, - командир легко скривился, но скрыл это улыбкой. - Я хочу сказать, что ты мне нравишься, как в работе, так и по информации о том, как ты проводишь свои свободные часы. Я хочу, чтобы ты сегодня зашел ко мне домой на ужин, чтобы познакомиться с моей дочерью Анитой. Она должна тебе понравится, приятная девушка, умна, работает в министерстве правды, с ней есть о чем поговорить.
- Она знает об этом, сэр? - с легкой нотой озабоченности спросил J-187, решив, что лишний раз проявить манеры приличия не помешает. По правде, ему не хотелось сегодня, да и когда либо, идти в дом к командору. Начальство должно оставаться начальством, а у него еще не проявилось желание обзавестись семьей. Но, это не обсуждалось, такое приглашение было сродни приказу, потому отказы не принимались.
- Это не важно, сынок. Приходи. На семь вечера.
- Хорошо сэр, - J-187 легко кивнул и уперся руками в подлокотники стула, - я могу идти?
- Да, свободен.
Мужчина поднялся и вышел из кабинета, сверяясь с часами на правой руке. Как оказалось, домой он не успеет зайти, до семи оставалось всего сорок минут, а ему добираться через весь город. Решив, что терять нечего, J-187 отправился пройтись по улицам города и заглянул в цветочный магазин, решив, что это будет хорошим жестом, когда он посетит дом командира.

Мужчина посмотрел на собственные часы, наблюдая, как секундная стрелка медленно подбирается к двенадцати, а после минутная тоже заняла эту позицию - семь вечера наступили и он оторвавшись от циферблата, посмотрел на дверной звонок и тут же вжал указательным пальцем. За дверью задался протяжный сигнал звонка, J-187 опустил взгляд на собственную обувь, проверяя в порядке ли она после прогулки по городу. Выглядеть неряшливым не хотелось.

[джентельвумен]

Каждый человек за свою жизнь умудряется поверить в несколько дурацких, часто совершенно никому не известных нигде не прописанных истин. Так, Анита свято верила в то, что если день начался плохо, он закончится отлично, и наоборот. Сегодня был один из тех дней, которые идеально вписывались в эту отвратнейшую аксиому.
- У нас будет гость, - как бы невзначай заявил отец, входя домой уже где-то вечером. Анита, склонившаяся над очередной художественной книгой в большом уютном кресле, подняла на него равнодушный взгляд. Вернее, равнодушным он был до той самой секунды, пока она не увидела, как выглядел L – 548. Люк ( гораздо приятнее обращаться к живому человеку по имени, а не примитивным номерком) или просто «папа» был крайне миролюбивым существом – оставалось только удивляться, как он взобрался так высоко по служебной лестнице. Только вот когда дело касалось его дочери, он становился непреклонным и упрямым. Такая резкая смена поведения возмутила бы начальство (бюрократическая система воистину восхитительна), но камер в доме не было, поэтому своевольничать можно было ровно столько, сколько хотелось, лишь бы не было слышно за пределами дома. Мать они как-то благоразумно отодвинули на второй план (предатели Города должны быть забыты), поэтому между этими двумя образовалась очень и очень крепкая связь. Чувствовать отца А – 393 умела, да и тема в доме в последнее время была одна, поэтому сразу поняла: началось.
Книга – небольшой томик «Фауста» в старенькой обложке – была мгновенно закрыта и отложена на стол до более удобного случая. Анита вскинула глаза на отца, поднимаясь с кресла резко, неожиданно резко, почти налетев на отца. Тот быстро отстранился, а девушка коротко и жестко спросила:
- Кто?
Атмосфера в комнате явно накалилась. Отец смущенно уставился на свои нелепые носки, нелепо разноцветные, и пробормотал примирительно:
- Этот человек работает под моим начальством не первый год, он внимательный, точный, исполнительный…
- Пап, - украдкой начала девушка, глаза которой потемнели от злости. Внешне больше никак она не менялась – разве что спрятала руки в карманы, остановилась напротив отца, раскачиваясь с носка на пятку. – Ты бы лучше этого человека в убийцы нанял, а не пытался познакомить со мной. Тебе мало происшествия с N – 111?
Отец умел быть жестким – это он показал на примере одного человека. Анита немного знала N – 111, он вызывал странные, непонятные ассоциации, но относилась она к нему неплохо. Разговаривали они редко, только на встречах, посвященных исключительно интересам Города, поэтому его внимание было крайне нелогичным. Или не лишенным определенной подоплеки, как утверждал L – 548. С этой личностью следовало бы додерживаться полумер, потому что сам он был одновременно черным и белым. Способный, умный, вежлив в общении – по крайней мере с ней – и из головы до сих пор не выходила момент, когда он вышел из их квартиры, не сказав ей ни слова.
- Он бета, - устало сказал отец, но девушка заметила, как он напрягся, а в уголках его губ стали более отчетливо заметны морщины.
- Да какая разница, - отрезала девушка, раздраженная всем вместе – равнодушием отца, нелепостью ситуации, собственной непонятливостью. – Я не хочу. Хочешь, чтобы нас распылили после того, как он день проживет со мной под одной крышей? – в голосе слышался явный вызов, пришлось нервно расхаживать туда-сюда, чтобы не взорваться. Однако нескольких коротких выдохов помогли возобладать с собой.
- Если ты не остепенишься наконец, нас опять же могут распылить, - мужчина устало потер виски. – Останешься одна.
- У меня есть ты.
- И?..
- И, если уж ты так хочешь, я заведу собаку, - фыркнула девушка, подхватывая со стола книгу. Квартира, кстати говоря, у них была ничего. Прямое свидетельство несовершенства мечты о равенстве всех прослоек населения.
Но отца, который стоял одновременно разозленный до края и угнетенный, стало жаль, поэтому Анита устало выдохнула и махнула рукой.
- Пусть приходит. Если ему взбредет в голову убегать, сломя голову – дверь открываешь ты.
Пришлось надеть платье – отец постарался, ходил туда-сюда и важничал – но девушка была склонна приветствовать идею в городе, направленную на пренебрежение полом. Иначе говоря, платье затесалось в арсенал как-то случайно и, судя по всему, окольным путем. Одно огорчало больше всего остального – у этого человека и имени-то не было. Так, номер. Готовил в доме отец – примерные мама и папа в одном лице. Окно комнаты Аниты выходило на главную улицу, и сейчас, когда время неумолимо приближалось к цифре «7», где-то неподалеку раздался отвратнейший вой сирены – пришедший на замену предыдущему еще лет десять назад, он давил на психику хуже чего-либо другого. Анита мрачно смотрела, как изящная новехонькая машина «психиатрической реабилитации» исчезла за углом, направляясь прямиком в психбольнице. Туда, собственно, и отправляли всех инакомыслящих прежде чем уничтожить. Если псих был мирный, его заставляли на людях раскаяться, дать клятву на верность Старшему Брату, чьи портреты висели на всех стенах (Анита с отвращением покосилась на картину, висящую на стене, которую раздавали каждому по любой просьбе и бесплатно), а потом уж либо распыляли, либо отправляли куда-нибудь подальше. Впрочем, проблема перенаселения Города становилась все важнее, поэтому чаще всего людей убивали где-нибудь по дороге к крематорию. И милосерднее, кстати.
Когда раздался звонок в дверь, девушка вздрогнула, отвлекаясь от своих мыслей. Окрик отца «открой, Анита!», заставил брюнетку сдвинуться с места и, выйдя из комнаты, захлопнуть ее и запереть – слишком много вещей, которые могли бы вызвать неудовлетворение очередного работника Министерства. Вздохнув и пообещав себе не убить человека на пороге, девушка открыла дверь, ожидая увидеть наглую мелочную физию, но увидела…цветы.
«Слава Богу, вы не с розами», - хотелось сказать, но Анита вовремя доброжелательно улыбнулась и взяла цветы с орхидеями, распахивая дверь и приглашая человека в квартиру. Во-первых, потому что надо быть вежливой. Во-вторых, религия была запрещена в любой виде.
- Не готовлю, не убираю, вязать не умею, плохо вожу машину, детей ненавижу, - быстро сказала она и, подняв наконец глаза на мужчину, обнаружила довольно-таки приятную личность. Даже вздохнула с сожалением – умные глаза, спокойный вид. А – 393 знала, что этот человек такая же «жертва обстоятельств», но считала своим долгом предупредить несчастного. На всякий случай пришлось оглянуться, чтобы отец не застал ее за таким постыдным поведением – отпугиванием потенциальной замены «собаки», но L - 548 все еще грохотал кастрюлями на кухне. Анита прислонилась плечом к стене, рассеянно и с некоторым сожалением поглаживая идеально срезанные стебли цветов.

[я и мой брат идиот]

Дверь распахнулась, и на пороге показалась миловидная Анита, дочь командира. Изящная девушка, с черными волосами, которые как по контуру отдельно выделяли ее лицо, подчеркивая белую кожу и красивые темные глаза, что смотрят в занимательном прищуре на собеседника. J-187 видел ее на некоторых мероприятиях да на фотографии, что стояла на столе мистера Люка, но особого внимания к ней не проявлял. Да, привлекательная, но большим указателем над ней висела принадлежность к семье начальства, что отметала весь интерес со стороны J-187. Девушка перехватила букет и пропустила его в дом, тут же сообщая о всех своих потенциальных возможностях, точнее о том, чего делать она не любила и не умела. J-187 задержал на ней взгляд, легко выгибая левую бровь, а после только понимающе улыбнулся. Что ж, пусть это будет просто вечер, который ни во что больше не обернется, он был не против. Мужчина снял пиджак и повесил его на вешалку, тут же поправляя ворот рубашки и рукава. После быстро снял обувь и поставил в стороне. Выпрямившись, чуть не сказал "к ужину готов, сэр", слова заменились еще одной легкой улыбкой. Со стороны кухни показался командир, который выглядел более живым, чем в рабочей обстановке.
- Не стойте в коридоре, проходите, - он махнул в сторону, протирая влажные руки полотенцем. - Анита, развлеки гостя разговорами, пока я слежу за гусем.
J-187 прошел следом за девушкой, отмечая, что она довольно таки похожа со своим отцом внешне. Легкий червячок любопытства попробовал зародить интерес к матери Аниты, но идеи расспросов даже не возникло, потому любопытство умерло еще в эмбриональной стадии. Осмотр гостиной комнаты ничего нового об этой семье не сказал. Картина с изображением Большого Брата, серые полки, на которых имеется несколько книг с литературой, которую следовало держать в доказательство собственной преданности системе. Может, пара фотографий отца и дочери: тщательно все рассматривать, по мнению J-187, было не самой хорошей идеей, еще могут решить, что он выискивает нарушения, чтобы потом донести. Несмотря на место работы, мужчина еще ни разу ни на кого не доносил. Одно дело выполнять приказ и казнить людей, на которых уже завели дело и выдали лицензию на поимку. Другое дело, самому решать нарушил ли этот человек что-то или нет. Лишний повод начать сомневаться в системе Большого Брата, а J-187 не сомневался. Поэтому закрыть глаза и отвернуться было легче, чем написать рапорт. Кто-то другой сдаст этого человека и тогда он придет за ним, чтобы казнить. Но иначе поступать мужчина явно не собирался.
Вот и сейчас, пока командир пребывал на кухне, приходилось занимать свои глаза рассматриванием штор, например. В разговоре J-187 имел привычку всегда смотреть в глаза, но пялиться на девушку в тишине, по мнению мужчины, было не самой лучшей идеей.
- Сэр L – 548 говорил, что ты работаешь в министерстве правды, - спокойно начал мужчина, легко хмурясь, - мне всегда было интересно, как работать в этом министерстве. Не поделишься?
Не сказать, что его действительно интересовало это, не была бы Анита дочерью начальника, он бы попытался расспросить ее о простых влечениях, не связанных с работой, а так приходилось находить другие темы для разговора. И все же министерство правды действительно в какой-то мере интересовало его, все же работать в такой сфере было интересней, чем носиться с патрулем по улицам города и выискивать правонарушителей. Нет, он не жаловался на свою работу, она его вполне устраивала, но о таком не поговоришь. А вот слушать других, чем говорить самому, он любил больше.

[джентельвумен]

Мужчина не ругался, не пугался, не огрызался и не смотрел вокруг загнанным или замороженным взглядом. Это был огромный плюс, поэтому девушка как-то сразу успокоилась. Появление отца не стало неожиданностью, поэтому его скромное пожелание было принято благосклонно.
Анита бросила взгляд на J – 187 и хмыкнула, увлекая его за собой в коридор. Он вызывал стойкое чувство спокойствия рядом, поэтому резких выпадов девушка пока что делать не решилась – кажется, им удалось поймать общую волну, не хотелось бы это упустить.
Стандартный обход квартиры под напутствием отца был обязателен, чтобы гость не потерялся. Вести к отцу в комнату не было смысла – чужая территория, ничего скучного. Помимо любви к дочери и недюжинному терпению Люк был стандартным человеком системы во всех смыслах. Разве что не предателем – хотя нынешнее поколение воспитывалось именно так. Поэтому Анита на миг остановилась в гостиной, рассматривая тошнотворно-идеальную обстановку. Молчание затягивалось, она чувствовала взгляды на себе и, зная, что надо что-то делать, на миг даже думала пойти и предложить J – 187 прогуляться. Готовит отец обычно долго, но зато превосходно. Но, судя по всему, мужчину тоже все больше напрягала тишина, и Анита с радостью вслушалась в брошенную, видимо, наугад фразу. О работе. Вообще-то, вполне себе верный шаг, но девушка почему-то вдруг испытала нестерпимое желание не то чтобы ответить правду, но показать. Смотреть человеку в глаза она не боялась никогда, тем более что люди часто отводили взгляд первыми. Но на этот раз выдержать взгляд почти что впервые увиденного человека оказалось сложно.
- В самом деле интересно? – вскинула брови она, с неподдельным любопытством посмотрев на мужчину, который опять скучающе рассматривал книжные полки. И, не дав ответить мужчине, усмехнулась уголками губ и кивнула. Даже если она сейчас сделает большую глупость, всегда можно чем-нибудь убить, пыталась убедить она себя. – Ладно, пойдем, пока папа закончит, как раз и покажу наглядно.
Быстро отперев дверь, девушка вошла в свою комнату, небрежно толкнув дверь. Ручка врезалась в темную стену, а Анита тут же переступила валяющуюся на полу стопку книг. Книги, вообще-то, были везде. На полу, на кровати, на стульях, на столе, на книжных полках. Книги различного времени, вплоть до середины двадцатого века, когда произошла революция, как утверждали подлинные учебники истории. Потом книги писать перестали. – Мини-версия моего кабинета, - рассеянно бросила Анита, не оглядываясь. – Осторожно только, я их все разложила по алфавиту, - и, отчего-то улыбнувшись, подошла к стоящей на столе вазе с водой (предусмотрительно поставлена по просьбе отца), поставила туда цветы. – Тут те книги, которые тебе в руки не дадут, - пробормотала она с легким оттенком горечи. Из-за работы ей пришлось забраковать несметное количество мировых шедевров. Или переделать, что еще хуже. – Я работаю в отделе литературы, так что мне надо смотреть, просматривать, какие книги можно использовать для дальнейшей промывки мозгов, - она фыркнула с нескрываемым презрением. Как-то ее, несчастную, понесло не туда, и сейчас она забыла о том, что разговаривает с незнакомым человеком. – Если нет никаких до конца дня, надо выбрать наиболее подходящую и за пару дней изьять ненужные материалы или переписать, - она ухмыльнулась. Естественно, книги, которые лежали вокруг, были еще в подлинном варианте, и никуда девать их не хотелось. – Правда, я еще слежу за отправкой этих порно-книжечек в каждый отдел, а иногда переписываю фальшивые данные в газетах… - Анита вспомнила о чем-то и, наплевав на платье, забралась под стол, вытаскивая оттуда целый ящик книжек с эротическим содержанием, смысла в которых не было, но мозг они забивали знатно. – Видишь, сколько у меня такой дряни? – весело спросила она, поворачиваясь к мужчине. Даже легче как-то стало. Рискнула – и уже спокойнее.

[я и мой брат идиот]

На его вопрос не последовало длинных рассказов о рутине министерства правды, ему предложили оценить все наглядно. Отказываться было плохим тоном, раз сам поинтересовался, потому он молча прошел вслед за хозяйкой дома. Комната оказалась совершенно противоположной гостиной. Тут был свой мир из книг, в котором и жила Анита. Книг было более чем позволено, по мнению J-187, точнее, по мнению работника министерства любви, но сам J-187 не видел в этом ничего плохого. Он подцепил пальцами верхнюю книгу со стопки, что стояла на стуле, и быстро прошелся глазами по обложке и названию - Уильям Шекспир "Ромео и Джульетта". Мужчина легко нахмурился, вспоминая, как в школе проходили данное произведение, он открыл книгу наугад и прочитал несколько строф, с легким удивлением в виде приподнятых бровей отмечая, что текст отличается от того, что он помнил. J-187 перелистнул страницу, читая дальше и дальше и понимая, что произведение в корне отличается, он поднял глаза на девушку, которая уже увлеченно рассказывала о специфике своей работы. Мужчина захлопнул книгу и отложил ее обратно на ту стопку, с которой взял. Он еще раз оглянулся, отмечая на одной из полок ряды книг по истории, еще один огонек интереса зажегся в глазах мужчины, он потянулся к книге, но вовремя остановился, прекрасно понимая, что это противозаконно.
- Тебе не кажется, что это немного чересчур? - спокойно спросил J-187, оглядываясь назад и замечая девушку под столом, которая уже вытаскивала коробку с другой литературой и, кажется, совершенно не слышала его. Он сделал шаг вперед, присаживаясь напротив нее на корточки и подхватывая одну из книжечек из коробки. Минутный осмотр обложки, и она вернулась назад.
- Анита, твоя работа очень увлекательна, особенно тем, что позволяет узнать тебе многое и сопоставить нашу систему с предшествующими ей, - J-187 подбирал слова аккуратно, чтобы не ранить девушку и не дать повода подумать, что он поддерживает подобное. - Но тебе не кажется, что ты немного перегибаешь? Даже сейчас ты прекрасно знаешь, кем я работаю, тебе не кажется рисковым то, что ты делаешь и показываешь мне? Или думаешь, раз твой отец мой начальник, значит, я не могу действовать самостоятельно?
Он замолчал на время, рассматривая лицо девушки и пытаясь предугадать ее реакцию на подобное заведение. Все-таки он был для нее незнакомцем, потому точно мимику ее лица было немного сложно.
- Так, ужин готов, к столу! - послышался крик командира из столовой.
Мужчина поднялся на ноги, окидывая Аниту взглядом и по привычке поправляя рукава.
- Я не хотел тебя оскорбить или запугать, - продолжил он свою речь, - но, мне кажется, что это очень рискованно держать подобное в своем доме. Этой литературой ты можешь подставить не только себя, но и отца. Ведь тебе поручили ее уничтожить, наверняка.
Он легко пожал плечами и протянул руку девушке, чтобы помочь подняться на ноги. Конечно, она правильно почувствовала, что он в этом плане не несет никакой опасности. Кто-кто, а J-187 еще достаточно понимающий подобные вещи, несмотря на то, что он из министерства любви, в котором каждый день, перед началом патрулирования улиц города солдатам прочищают мозги, напоминая, кто такие нарушители порядков Большого Брата.
- Будь более осторожна, несмотря на то, что ты такая храбрая, Анита.
Он улыбнулся напоследок, подчеркивая неопасность собственных слов. J-187 просто поделился своими первыми мыслями, которыми встретил личную комнату девушки, и хотелось ей донести, что надо быть более осторожной, ведь никогда не знаешь, когда придут проверять твой дом, потому надо быть всегда готовым к подобному. Мужчина развернулся и неторопливо покинул комнату Аниты, ожидая ее в коридоре, пока она закроет за собой дверь и прочие возможные мелочи. В столовую он вошел после нее, учтиво пропустив вперед на входе.
Командир уже крутился у стола, сервируя его и расставляя на нем яства.
- Красное или белое вино, J-187?
- Я не пью, сэр.
- Тоже хорошо, - усмехнулся начальник и поставил на стол фужер с водой. - Все, прошу всех за стол.
- Спасибо, - J-187 улыбнулся и занял свободный стул, по правую руку от L – 548. Ужин традиционно начинался с короткой речи с благодарностями в сторону Большого Брата, за то, что он возвел этот город, дал всем людям равенство и возможность жить хорошо. Мужчина почти не слушал того, что говорил его командир, а только искоса наблюдал за девушкой. Как она среагирует на подобную речь? Когда явно не так уж сильно и уважает. Но и речь скоро закончилась, и начался обычный ужин, немного скованный молчанием, но вскоре мистер Люк разбавил его обычным разговором о том, что сегодня произошло на работе, и кратким рассказом о том, как хорошо работает J-187. Слушать подобное было лестно в кабинете начальства, но не у него дома, поэтому мужчина чувствовал себя не очень уютно, но учтиво молчал. Кажется, он достаточно высказался в комнате Аниты.

[джентельвумен]

Выводить людей из себя Анита любила. Возможно, поэтому с друзьями случилась накладочка. Ну а отец был самым терпеливым и любящим человеком. То, что у мужчины даже не дернулся глаз, она восприняла как личное оскорбление. Смысл слов J – 187 она пропустила мимо ушей, но пристально смотрела в его глаза и вслушивалась в интонацию. Вот тут-то она наконец-то удивилась, осознав, что, видимо, выдавать ее никто не собирается. Адекватная реакция? Странный какой.
Девушка много раз размышляла над тем, что своим поведением может навредить отцу. Она это четко осознавала, но, с другой стороны, никогда и не рисковала – один-единственный раз честно ответила на вопрос. Правда, на тираду она ответить тоже не успела: отцы обладают удивительным талантом появляться в самые ненужные моменты. Злиться на мужчину тоже не было смысла, потому что в тоне его не было угрозы. Но и наивно грезить о большой и светлой дружбе было бы странно, если бы у тебя в доме не было достаточно оружия. Направляясь следом за мужчиной, Анита молчала, чем заслужила удивленный взгляд отца – утихомирить дочь вообще очень сложно.
Когда отец начал расхваливать Старшего Брата, Анита уже откровенно подперла подбородок кулаком и оперлась локтями о стол, проигнорировав упрек во взгляде отца. Приглашать практически незнакомого человека в дом было глупым, но отец не оставлял надежд, несчастный. Они ели молча, но вот из оцепенения Аниту вывел рассказ, который L – 548 начал вести о деловых подвигах J – 187. Девушка отставила тарелку и уставилась на мужчину, не пропуская ни единого слова. Перечисление облав, которые он устроил, количество обезвреженных врагов народа и прочего длилось долго, но ведь надо иногда останавливаться, чтобы отдышаться. Анита воспользовалась моментом, когда отец замолчал ненадолго, чтобы набрать побольше воздуха и пуститься в дальнейшее повествование, и чуть подалась вперед.
- Работников министерства правды называют «лгунами», - протянула она, не изменяясь в лице и рассматривая руки мужчины, будто прикидывая что-то. – Людей из министерства любви «мясниками». – пришлось откинуться на спинку стула, чтобы получше рассмотреть J – 187. Вопрос вертелся на языке и, пусть она не хотела усугублять ситуацию, но никак не могла пожелать того же системе. – Сколько убитых у вас на счету, ну, или на совести? Люди имеют привычку сопротивляться при аресте, не так ли? – она спросила с откровенным интересом, пусть слова и звучали вызывающе, а глаза были настороженно прищурены.
Комнату забила такая осязаемая тишина, что даже неловкое ерзание отца на своем стуле отчетливо слышно.

[я и мой брат идиот]

Когда начальник наконец-то прервал свой поток речи, в которой пытался преподнести работу J-187 как подвиги, его дочь не повременила и задала тут же вопрос, которого, откровенно говоря, сам J-187 всегда пытался избежать при знакомстве с людьми. Скольких он убил? Занимательный вопрос, он был не из тех солдат, что делали пометки у себя в шкафчиках о количестве пойманных нарушителей за день, и никакие трофеи с них себе не снимал. J-187 просто выполнял работу, а за стенами министерства, когда его смена заканчивалась, он делал вид, что является обычным человеком, совершенно не вспоминая, что еще полчаса назад мог держать в руках оружие и стрелять в кого-то.
- Я не считаю, - спокойно ответил он, отмечая легкую дрожь собственных рук, потому перемещая их под стол, на колени. - Кто-то сопротивляется, кто-то сразу раскаивается, все зависит от человека.
Конечно, он мог рассказать, как приходится стрелять в спину убегающего или тут же в лоб прущей на тебя матери, что пытается защитить оступившегося ребенка. Система не признает таких. Если ты покрываешь преступника, значит ты и сам становишься преступником, а следовательно солдат министерства любви имеет право убить, любым удобным ему способом. И все же, это явно не тема для разговоров за столом.
J-187 взял стакан и сделал несколько глотков воды, на время прерывая зрительный контакт с девушкой и переводя взгляд на притихшего командира. Мужчина слабо улыбнулся ему, отмечая, что все в порядке, он прекрасно понимал, что Анита сопротивляется системе и таким образом, с помощью наводящих вопросов выискивает себе единомышленников. С ней было интересно в этом плане, но и опасно, и сейчас, единственное, чего не понимал J-187, почему отец не использует специальных препаратов для подавления подобного поведения, чтобы обезопасить жизнь дочери и собственную.
- Я слышал, что футбольная команда западного сектора проиграла восточным. Вы за кого болеете, мистер Люк?
Тема не самая удачная, но мужчине больше не хотелось слушать о работе, да и министерствах в целом. Легче всего было сделать вид, что никаких вопросов с подвохом не было, а значит и не разводить лишние споры.

[джентельвумен]

Анита успела уловить этот странный жест – спокойный, но вместе с тем дерганный – когда J – 187 убирал руки под стол. Молча посмотрела на него, но ничего не сказала и, сцепив пальцы в замок, перестала слушать, о чем разговаривают эти два человека. Она была разочарована тем, что этот так и не изьявил желания что-либо знать. Но чувство радости – слабой, пока что только призрачной – все-таки не оставляло ее. Не побежал же в ужасе, хотя открывать дверь она уже была готова. Через руки Аниты прошло доброе количество книг, и какое-то время она воспринимала такую вещь как везение. Приглядывалась к людям, проверяла, все ли так реагируют на прочитанное, но, как оказалось, никто не проявлял заинтересованности. Строки сотен книг проходили у людей перед глазами, превращались в идеологическое извращение и тут же испарялись из головы. У Аниты же каждая важная фраза оставалась в памяти, оставляя тем неизгладимое впечатление. Сперва ей казалось, что так и надо, что это какая-то особенность, особая форма везения. Потом, понимая, что выплеснуть эту радость некуда, она ощутила, как ее давит эмоциями, давят полученные знания. Осознание всего этого тяготило ее, и сейчас, видимо, она по глупости поддалась одному из таких забивающих голову порывов, которые редко приводили к чему-либо хорошему. Впрочем, даже тот факт, что ее выслушали, хотя и не совсем поняли, уже приносил облегчение.
Когда пришло время прощаться, на часах пробило девять часов, и Анита как бы деликатно кашлянула, намекая отцу, что поздно уже. Она не была против мужчины, но разговор за столом ее совершенно не касался, поэтому она с глухой тоской смотрела на портреты Старшего Брата, на столе (на своей половине) даже сделала огромный флот из бумажных корабликов разного размера. Нога, как бы невзначай отдавленная отцом, уже неприятно ныла, но это не играло особо важную роль. Впрочем, услышав такой недвусмысленный намек, L – 548 засуетился.
- Черт возьми, J – 187,что же ты не сказал мне, старому эгоисту, что уже пора? – он виновато улыбнулся, вскочил на ноги, удивительным образом не свалив стул на пол. Принимаясь извиняться и бодро размахивать руками, он одним махом свалил половину корабликов на пол. Недовольная тем, что ее непобедимую армаду почти уничтожили, Анита не сразу услышала настоятельную просьбу отца «проводить гостя, который, конечно же, еще будет к нам заходить. Правда же, правда?». Она со вздохом поднялась на ноги, бросила на J – 187 извиняющийся взгляд, как бы прося простить суетящегося отца. Он, кажется, осознавал, что Ани отбила у мужчины любое желание общаться с ними – по-видимому, он нервничал: если уж при нем она такое наговорила, что могла сказать, находясь с ним наедине?
- Пошли, гость, - добродушно сообщила Анита, будто и вовсе позабыв о прошедших сценах. Она лениво, спокойно перехватила J – 187 за запястье, потащила за собой в коридор. Ну, может, потащила – это слово самонадеянное, но хотя бы имитация этого героического процесса явно была. Отец в коридор не совался, поэтому Анита, когда мужчина уже был готов, как говорится, с манатками и на выход, растерялась. Она нахмурилась, подняла на него взгляд и выдохнула.
- Спасибо, что разговорил отца, он…обычно не так разговорчив, - она чуть поколебалась, с сомнением прищурилась, а потом, хмыкнув, открыла дверь. Чуть тише – чтобы вне квартиры слышно не было – добавила. – Будем считать, что книги мне нужны для работы, - быстро покосилась на J – 187, а потом настолько навязчиво распахнула дверь, что не принять приглашение было бы уже самым настоящим хамством. – Спасибо, - еще раз повторила она и, не дожидаясь ответной реакции, быстро захлопнула дверь. Грубовато получилось, резко. Анита зашипела, прислонилась плечом к двери и, потерев виски, направилась помогать отцу. И отвлекаться от внезапно запечатленной в голове встречи.

[я и мой брат идиот]

Слово за слово, и разговор потянулся в совершенно другое русло, ненавязчивое и не отходящее от дозволенных тем. Мистер Люк был приятным собеседником, а украдкой наблюдать за складывающей кораблики Анитой было даже интересно в каком-то роде. J-187 и не заметил, как быстро пролетело время, но дочь начальника учтиво напомнила о времени, и мужчина после ее краткого намека сразу посмотрел на часы. Первым на ноги вскочил L-548, он начал активно жестикулировать и говорить, что ему будут рады в этом доме. Мужчина поднялся на ноги, слабо пожимая плечами, но решил, что не стоит прямо сейчас выражать как-то свои эмоции. Откровенно говоря, ему показалось, что он совершенно не заинтересовал Аниту, потому девушка сама устроит так, чтобы их встречи завершились. Он был уверен, что с ее стороны это воспримется нормально, да и его отношения с командиром не испортятся.
Зрачки на время расширились, когда тонкие пальцы девушки обвили его запястье. Соприкосновение с женщиной не было в новинку для J-187, но и подобное открытое поведение только после знакомства заставили его немного опешить. Все-таки Анита была странной девушкой, очень красивой и интересной, но странной для правильного и расчетливого J-187. Может, ее отец надеялся, что именно такой мужчина, как J-187, сможет унять эту странность? Сам мужчина в этом сомневался, скорее он сам сойдет с ума.
Девушка спокойно дождалась, пока он соберется и открыла для него дверь, не забыв вернуть разговор про книги и кратко поблагодарить его. J-187 кивнул, улыбнувшись, его ответные благодарности утонули в звуке захлопывающейся двери. Мужчина хмыкнул: первый раз за вечер позволил себе отличную от вежливости эмоцию, - и направился к лифту. В голове, помимо мыслей о том, как из этого района ему удобней всего добраться домой, почему-то вертелись строки из пьесы Шекспира, что он успел прочитать в комнате дочери начальника. Сконцентрировавшись на них, он понял, что был бы вовсе не против прочитать и все произведение целиком. J-187 устало качнул головой, отгоняя подобные мысли, и решил, что эмоциональность заразна. Стоило помнить, кто он и где работает.
Выйдя из подъезда, он направился к дороге и наткнулся на патруль. В рейде оказались знакомые ему парни, да и время было еще не комендантское. И все же было приятно, когда свои люди предложили подвезти его домой. Парни рассказывали, что и у них этот день был очень тихим и без особых преступлений, потому они надеялись на ночь, чтобы поймать парочку отступников. А еще они не забыли намекнуть, что знают, чей дом покинул J-187. Мужчина только устало улыбался и бросал некоторые фразы для затравки, особо не задевая тему дочери начальника.

J-187 по правде надеялся, что вечерний разговор в патрульной машине с парнями так и останется забытым, он старался как можно неинтересней говорить на эту тему. Но уже за обедом его успели засыпать расспросами о дочери командира, нет, не настолько прямыми, чтобы получить наказание, но все эти намеки значительно утомили J-187. К концу дня он старался не попадать на глаза своим товарищам, чтобы больше не слышать их разговоры, потому решил, что следует отправиться в ту часть министерства, куда они обычно не любили заходить - к штабным комиссарам. Можно было и через курьеров внутри министерства отправлять комиссарам свои отчеты на проверку, но сегодня J-187 решил, что может и сам прогуляться.
Кулак мужчины опустился на косяк двери, а после ладонь перехватила ручку и открыла ее.
- Комиссар N-111, могу войти?
J-187 был знаком с этим комиссаром чуть больше, чем с остальными, потому решил, что может обратиться именно к нему. Да и он прослыл как хороший координатор, а он нуждался в хорошем секторе для патрулирования, чтобы избавиться от всех ненужных мыслей и выплеснуть накопившуюся энергию.

[Darth Junk]

«Жизнь творит порядок, но порядок не творит жизни».
XX.XX.2013

Жизнь в городе пробуждается не с рассвета, а с гимна: праздничный марш о любви разливается с центральной башни и расползается динамиками по улицам, с дирижаблями – уходит в небо под купол и, встречаемый трепетом знамён и флагов, застигает врасплох любого, в каком бы районе тот ни находился. В министерстве так и говорили – гимн должен проникать в закоулки души и поражать в самое сердце. Если не он, то сирена тревоги.
Воплощая страшилки прошлого, люди в чёрных одеждах грузят в чёрный автомобиль полиэтиленовые мешки такого же цвета и уезжают в сторону центра, туда, где высятся монстроподобные почти прозрачные крепости Правды, Любви и прочих благодетелей нового мира; туда, где их встречает знакомый лик Старшего Брата, неумолимо следящего с самой высокой башни во все четыре стороны. Задорные ноты праздничного марша звучат реквиемом для тех, кто оказался поражён в самое сердце прошедшей ночью.
Дорожную пыль прибивает к земле дождем, вода размывает припёкшие бурые пятна и уносится розоватыми струями в коллектор. Иногда утро – это чей-то невысказанный траур, но о таком не принято выражаться вслух, как не принято говорить о чувствах вообще. Дети здесь плачут только в младенчестве, что же говорить об их родителях.
Пара листовок, случайно вылетевших из последнего чёрного мешка, плавают в лужах, притягивают взгляды и жгут их огненными буквами «ДОЛОЙ ТОТАЛИТАРИЗМ!». Уборщик торопливо сгребает их в ведро, чтобы немедленно от них избавиться, пока не успели подумать о нём что-то, противоречащее Своду законов, школьники тычут пальцем, а матери закрывают им глаза руками и уводят подальше от этого срама. Ребятня узнает, что мокрая бумага горит плохо, а мокрая бумага с плохими словами – вдвойне хуже.
Скоро лица ночных преступников будут пустыми глазами взирать на копошащийся серо-синий рой с огромного экрана на площади: не выражающие своим видом ничего криминального, теперь в коллективном сознании они злобно скалятся с дисплеев, а их номера прочно заклеймены статусом «врагов нравственности».
«Оказывали упорное сопротивление сотрудникам министерства любви и идеологии Старшего Брата», - оглашает вердикт экран.
«Любовь! Правда! Порядок!» - вторят им надписи на знамёнах.
«Полиция мысли помогает сохранять чистоту Ваших помыслов», - говорят динамики назидательным голосом. Флаги хлопают на ветру светло-синим пониманием. Флаги – это символ мира и ясное голубое небо.
На самом деле небо здесь ничуть не уступает Городу, разлинованному серым асфальтом ровных дорог и усеянному тысячами серых зубьев многоэтажек, как будто друг с друга клонированных. Горизонт постоянно хмурится, а солнце закрывается от безликого мегаполиса пухлыми тучами. Словно купола мало.
Впрочем, в остальном затворнический образ жизни дозволен только Старшему Брату: в каждом монолите мириады одинаковых окон, от которых нигде нет покоя – вся жизнь на ладони соседа, если занавешиваешься, значит, что-то скрываешь, следовательно, ты неблагонадёжен.
В министерстве любви много людей, запакованных в серо-синие и чёрные одежды, с застывшим гипсом безразличия на лицах, много бумаг – доносов, отчётов и карт (но больше всего, естественно, доносов) и, конечно же, много окон – здесь они чуть ли не самые огромные и похожие на витрины. С этажа своего следственного отдела N-111 видит всю площадь, и экраны, и толпы и намного, намного больше. N вообще видит слишком многое: опыт комиссара не подразумевает другого. По ночам отсюда различимы россыпи огней, зажигающиеся позже комендантского часа. Сейчас – лениво парящие патрульные дирижабли, разукрашенные восьмилучной свастикой.
Под рукой N шуршит чёрный пакет, небрежно брошенный у рабочего стола. Там свежая партия изъятых книг, и пока они в кабинете N – это следственные улики. За его пределами – это общественно опасная литература. Хранение книг, не вышедших из под пера специально обученных марионеток Старшего Брата, карается с особой жестокостью. Так же, как и музыка, отличная от патриотических гимнов, и записи, не касающиеся работы или противоречащие кодексу. Не говоря уже о рисунках. Всё подлежит немедленной передаче в министерство правды на дальнейшее изучение, переработку материала и уничтожение оригинала. За редакторами ведётся особой контроль, скрывающийся в двойных дозах препарата, слежкой на рабочем месте и вне его – N-111 ведал непонаслышке: не раз держал в руках заметки, порочащие репутацию, и прокручивал записи разговоров. И не раз видел редакторов вживую.
С одной даже часто разговаривал. Дочка влиятельного коллеги и альфа по статусу – каждый из верхов, кто когда-либо слышал о репутации расчётливого N-111, без жалости и сомнений пробивавшего себе путь наверх, ни сколько не мог усомниться в материальной подоплёке его предложений влиться в семью L-548. N не отрицал. N ничего не говорил, а спрашивать никто не решался. Больше об A-393 в кабинетах не говорили.
До сегодняшнего дня. Не заметить гурьбу за столом, атакующую недомолвками знакомого солдата было невозможно, по крайней мере, с чуткостью комиссара.
Под рукой шуршит пакет, перед глазами – чужое досье с грубым белёсым профилем, в другой руке – телефонная трубка. На языке уже вертится правдоподобный приказ оператору вызвать кое-кого, как раздается стук, и дверь открывается. Досье молниеносно скрывается в ящике стола.
Морщины на лбу быстро сглаживаются, и N поднимает прохладно-вежливый взгляд, смотрит: черная форма, кобура подмышкой и грубое лицо. Идеальная машина правосудия, неожиданно ставшая объектом повышенного внимания начальства. Сам пришёл. Удивительно.
- Проходи, J-187, - кивает комиссар, жестом показывает рядом с собой – не то присесть, не то встать по стойке смирно. – Вряд ли ты с бумагами.
Самостоятельно ходить к штабным чёрные палачи закона не любят, им легче курьера послать. Значит, тут нестандартный случай.
- Неужто хочешь присоединиться к расследованию? – тактично продолжил N. – Или у тебя, кхм, особая просьба?

[я и мой брат идиот]

J-187 едва уловил озадаченные ноты на лице комиссара, как его лицо выпрямилось и выдало маску вежливости. Мужчина прошел внутрь, как и было позволено, легко окидывая кабинет взглядом, но особенно акцентируя внимание на окнах и отбивающем по стеклу дождю. Легкая улыбка коснулась тонких губ солдата, когда он услышал предположение о личной просьбе, к комиссарам по другим причинам больше и не заходят, кажется, ну, и кроме курьеров с бумагами.
- Нет, комиссар, - спокойно парировал J-187, присаживаясь на стул и протягивая собственный отчет, - это всего лишь отчет по работе, что я проделал сегодня. Просто, шел в этот район министерства и решил, что можно и лично занести, так как ни одного курьера пока не встретил.
Врал солдат убедительно, не хотелось говорить с комиссаром на тему того, что он устал от расспросов, ведь и за них можно наказать, а подставлять собственных товарищей ему не хотелось. Впрочем, уже сейчас он понимал, что идея личного посещения отдела комиссаров в министерстве любви была поспешной и необдуманной. Чувствовал он себя неуютно и захотелось тут же уйти, ведь казалось, что от пронзительного взгляда N-111 не уходит ни одна деталь, и он даже мысли его легко читает. Например о том нелепом желании прочитать оригинал Шекспира. J-187 вновь оглянулся по кабинету, делая вид, что его не сковывает присутствие комиссара.
- А какие сейчас идут расследования, сэр? Я бы мог помочь, если требуется.
Решил перевести тему J-187, никогда не стоит упускать попытки предложить свою помощь, ведь на то и придумали равенство, чтобы помогать ближнему своему. Большой Брат приветствует подобное поведение и в обществе комиссара о таком стоит помнить вдвойне. Он пересекся взглядом с N-111, отмечая холодность и расчетливость, что нес его взгляд. Репутация данного комиссара шла далеко впереди него самого, и не самая лестная, если честно. Мужчина вспомнил о том, какие слухи ему передали напарники, что N пытался влиться в семью L-548, предлагая свою кандидатуру в виде мужа для Аниты. От чего-то, когда он смотрел сейчас прямо на комиссара захотелось улыбнуться, что ему отказали, а в голове четким оттиском возникла мысль, что он не достоин этой девушки. Впрочем, плохим человеком J-187 комиссара все равно не считал, отгоняя нелепую волну радости и решив, что это все еще остатки эмоциональности Аниты, что он подцепил вчера. Хорошо, что не забыл принять препараты.